Ориана Фалачи

«Террористка» из Манхэттена

http://www.newswe.com/index.php?go=Pages&in=view&id=428

У хорошего журналиста идеологии быть не должно - она вредит ему, как плохому танцору излишества анатомии. Ориана Фаллачи всегда была одним из лучших, она никогда не давала спуску ни правым, ни левым, ни защитникам хорошего, ни любителям дурного. Но у журналистов есть профессиональное заболевание, которое рано или поздно их дисквалифицирует: слишком пристальный взгляд на мир учит, что не все точки зрения равны, что добро и зло не равноценны, и что чаще всего они не соответствуют приклеенным ярлыкам. Этот взгляд учит не верить расхожим истинам, презирать самый опасный вид конформизма – мнение прогрессивного большинства (прогрессивного без кавычек). На склоне лет Ориана Фаллачи обрела единственно возможную для себя идеологию - она пошла на поводу у собственной совести.
Совесть - жестокий наставник. Фаллачи прекрасно сознает, что ее манифест, беспощадное обличение антисемитизма, терроризма и нового фашизма, навлечет на нее смертельную угрозу. Но страшнее всего, наверное, - одиночество собственного голоса среди оглушительного визга благонамеренных. "Даже если все жители этой планеты, - писала она, - будут думать по-другому, я буду думать так, как думаю".
На такое способны только истинные провидцы или сумасшедшие. Но история учит, что предупреждение об опасности никогда не произносят хором. Совесть никогда не говорит хором.
«Ориана Фаллачи, «террористка» из Манхэттена, всемирно известная, чрезвычайно талантливая, сдержала свое обещание: «Разбив стену молчания, я поджигаю детонатор у бомбы, которая хочет взорваться давно», - написала она в своей книге «Гнев и гордость». Эта книга горит в руках, поскольку направлена на подрыв ислама».
Рецензируя книгу Орианы Фаллачи, ее коллега Элизабет Шемла из французской Le Figaro размышляет о судьбе этой талантливой и одинокой журналистки, у которой не было ни семьи, ни наследников – драма не только личностная, но и творческая. Поэтому сама Фаллачи говорила, что роман «Гнев и гордость» - ее «дитя». Как всякий хороший писатель, она вынашивала свой плод: «трудного и требовательного ребенка. Беременность длилась значительную часть моей сознательной жизни, а роды начались благодаря болезни, которая убьет меня, но один Бог знает, услышу ли я первый крик моего ребенка, или буду уже мертва».
Эти годы прошли в борьбе между книгой-жизнью и раком-смертью, но не в тихом уголке на Средиземноморье, под оливами и кипарисами, а под небом на острове Манхэттен, исколотом небоскребами и реактивными самолетами. В этом внеземном пространстве Нью-Йорка чувствуешь себя, словно в невесомости, и Фаллачи нашла здесь убежище.
11 сентября 2001 года Осама бин-Ладен и его «живые бомбы» превратили это место в грязь, в которую были брошены тысячи мертвых тел, напоминающих перемолотые кофейные зерна. Этот удар убил миф об американской неуязвимости. Он не только прервал молчание журналистки и вывел ее из тени, он сделал ее безумной. На свой лад. Подобно тому, как обезумели, каждый по своему, миллионы американцев во главе с Джорджем Бушем-младшим.
Книга Орианы Фаллачи - первая и единственная на сегодняшний день, в которой передана эта внутренняя дрожь, это колебание. Никто, несмотря на поток сочинений, порожденных шоком, в той или иной степени вдохновенных и умных, не нашел тех слов, тех фраз, чтобы передать чувство, которые внушали вид развалин и такое медленное, а затем все ускоряющееся падение тех, кто выпрыгивал из окон Башен-Близнецов, тех кто предпочел самоубийство кремации. Страницы, посвященные Всемирному торговому центру, Пентагону и лесному уголку в Пенсильвании - вошли в мировую литературу. Работа журналистки - сродни заупокойной молитве.
Элизабет Шемла в своей рецензии на книгу Фаллачи пишет в открытую: «Очевидно, больше всего в этой работе раздражает то, что, она направлена против ислама. Это тема - табу в Европе, хотя непонятно, почему. Разве что из-за внутреннего страха перед миллиардом мусульман, и этот страх только усилился после 11 сентября. Можно спросить себя, где была бы Европа, если бы она столь же робела перед христианством?
Этический, философский и политический вопрос должен быть поставлен, особенно после того, как бин-Ладен вышел на сцену. Те, кто осуждали и осуждают Фаллачи, не имеют смелости вступить в спор о будущем иудео-христианских и азиатских обществ, которым угрожает интегризм, как показали атаки против статуй Будды в Бамиане и против Башен-Близнецов в Манхэттене. Если бы они нашли в себе смелость поставить этот вопрос - вместо того, чтобы постоянно оправдываться, говоря о благе ислама и о зле исламистов, - конечно, книга «Гнев и гордость» не имела бы такого успеха. Взрывная книга Орианы Фаллачи далека от того, чтобы быть симптомом популизма, по которому можно определить болезнь; скорее она - глас вопиющего в пустыне - крик против разложения и упадка».
Несколько строк из биографии Орианы Фаллачи. Она родилась 29 июня 1929 года во Флоренции и там же умерла 15 сентября 2006 года. В годы Второй мировой войны — участница партизанского Сопротивления. Автор 12 книг, разошедшихся во всём мире 20-миллионным суммарным тиражом. При жизни ее называли «самой знаменитой писательницей Италии». В прежние годы её называли «журналистом, которому никто в мире не может отказать»: за полвека своей карьеры она интервьюировала таких политиков и знаменитостей, как Генри Киссинджер, аятолла Хомейни, Вилли Брандт, Зульфикар Али Бхутто, архиепископ Макариос III, Муаммар Каддафи, Федерико Феллини, Дэн Сяопин, Ясир Арафат, Индира Ганди, Голда Меир, Нгуен Ван Тхиеу, Хайле Селассие и Шон О’Коннери. В течение девяти лет освещала войну во Вьетнаме, взяв, в частности, интервью у министра обороны Северного Вьетнама Во Нгуен Зиапа.
По окончании журналистской карьеры, в 2001—2004, проживая в Нью-Йорке, она написала серию статей и книг с критикой ислама и арабской культуры, вызвавших большой общественный резонанс и споры.
В 2005 была награждена золотой медалью президента Итальянской республики за заслуги в области культуры.
Сегодня, в день рождения Орианы Фаллачи, мы предлагаем вниманию читателей «МЗ» удивительное по своей яркости и резкости заявление этой журналистки об антисемитизме, опубликованное 12 апреля 2002 года в итальянском журнале Panorama.

Продолжение следует

«Я считаю позорным...»
Я считаю позорным, что в Италии устраивается процессия ряженых под камикадзе, которые выкрикивают гнусные оскорбления в адрес Израиля, возносят фотографии израильских руководителей с намалеванными на лбу свастиками, подстрекают народ ненавидеть евреев. Процессии людей, которые готовы продать в гарем собственную мать, только бы вновь увидеть евреев в лагерях уничтожения, в газовых камерах, в печах крематориев в Дахау, Маутхаузене, Бухенвальде, Берген-Бельзене и так далее.
Я считаю позорным, что католическая церковь позволяет епископу, да еще обитателю Ватикана, этому святоше, пойманному в Иерусалиме с целым арсеналом оружия и взрывчатки, спрятанным в особом тайнике его священного "мерседеса", участвовать в этой процессии и выходить к микрофону, чтобы от имени Бога поблагодарить камикадзе, которые истребляют евреев в пиццериях и супермаркетах. Чтобы именовать их "мучениками, идущими на смерть как на праздник".
Я считаю позорным, что во Франции, Франции свободы, равенства и братства, сжигаются синагоги, терроризируются евреи, оскверняются их кладбища.
Я считаю позорным, что в Голландии, в Германии и Дании молодые люди щеголяют в куфиях, подобно тому, как молодчики Муссолини щеголяли своими жезлами и фашистскими эмблемами.
Я считаю позорным, что почти во всех европейских университетах палестинские студенты задают тон и подпитывают антисемитизм. Что в Швеции они потребовали аннулировать Нобелевскую премию мира, присужденную Шимону Пересу в 1994-м году, и целиком отдать ее этому голубю с оливковой ветвью в клюве, Арафату.
Я считаю позорным, что достойные члены нобелевского комитета, этого комитета, который, казалось бы, вместо заслуг награждает политические убеждения, приняли эту просьбу к сведению и намерены ее рассмотреть. Пропади пропадом Нобелевская премия, и честь тем, кто ее не удостоен.
Я считаю позорным - мы снова в Италии, - что государственное телевидение содействует возрождению антисемитизма, проливая слезы над палестинскими покойниками, и не оказывает доверия израильским, упоминая о них торопливо и часто даже неохотно.
Я считаю позорным, что в телевизионных дебатах оказывается такое уважение негодяям в тюрбанах или куфиях, которые еще вчера восхваляли массовое убийство в Нью-Йорке, а сегодня восхваляют убийства в Иерусалиме, Хайфе, Нетании, Тель-Авиве.
Я считаю позорным, что пресса поступает точно так же, возмущаясь по поводу того, что в Бейт-Лехеме церковь Рождества окружена израильскими БТР-ами, но не возмущаясь тем, что в той же церкви двести палестинских террористов, хорошо обеспеченных автоматами, боеприпасами и взрывчаткой (в том числе многие главари ХАМАСа и "Аль-Аксы"), почти с гостеприимством приняты монашеской братией, которая затем принимает от экипажей БТР-ов бутылки с минеральной водой и корзину яблок.
Я считаю позорным, что, отметив число израильтян, погибших с начала второй "интифады" (412), влиятельный еженедельник тут же отмечает жирным шрифтом, что в дорожных катастрофах гибнет больше - 600 в год.
Я считаю позорным, что Osservatore Romano, газета Папы римского, Папы, который не так давно оставил в Стене Плача записку с извинениями перед евреями, обвиняет в геноциде народ, который миллионами уничтожали христиане, европейцы.
Я считаю позорным, что выжившим из числа этого народа, людям, у которых на руках до сих пор сохранились татуировки с номерами, эта газета отказывает в праве давать отпор, защищаться, не позволять истреблять себя заново.
Я считаю позорным, что во имя Иисуса Христа - еврея, без которого все они сегодня остались бы без работы, - священники наших приходов или социальных центров и так далее флиртуют с убийцами, из-за которых в Иерусалиме нельзя выйти поесть пиццы или купить яиц без того, чтобы взлететь на воздух.
Я считаю позорным, что они выступают в поддержку тех, кто положил начало террору, убивающему в авиалайнерах, в аэропортах, на олимпиадах, а сегодня принявшемуся за убийство западных журналистов. Их расстреливают, похищают, им перерезают горло, отрубают головы. (После выхода моей книги "Гнев и гордость" кто-нибудь в Италии может сделать это и со мной. Цитируя стихи Корана, призывая своих "братьев" в мечети и в мусульманских общинах покарать меня во имя Аллаха. Убить меня. И даже умереть вместе со мной. Поскольку они из тех, кто хорошо владеет английским, отвечу им по-английски: Fuck you.)
Я считаю позорным, что почти все левые, эти левые, которые двадцать лет назад позволили профсоюзному шествию поставить пустой гроб (на манер угрозы мафии) перед синагогой в Риме, забыли о вкладе евреев в борьбу с фашизмом. О Карло и Нелло Росселли, например, о Леоне Гинзбурге, об Умберто Террачини, о Лео Валиани, об Эмилио Серени, о женщинах вроде моей подруги Анны Марии Энрикес-Аньолетти, расстрелянной во Флоренции 12 июня 1944 года, о 75 из 335 убитых в ардеатинских рвах, о бесконечном множестве других, погибших под пытками, или в бою, или от рвения карателей. Товарищи, учителя моего детства и моей ранней молодости.
Я считаю позорным, что по вине тех же левых, и даже в первую очередь по вине левых (я имею в виду левых, которые открывают свои съезды аплодисментами представителю ООП, в Италии - главарю палестинцев, которые желают уничтожения Израиля), евреи в итальянских городах снова живут в страхе. И во французских городах, и в голландских, и в датских, и в немецких - тоже.
Я считаю позорным, что перед процессиями негодяев, ряженых под камикадзе, они трепещут, как трепетали в Берлине в "хрустальную ночь" - ночь, когда Гитлер провозгласил охоту на евреев.
Я считаю позорным, что, повинуясь моде глупой, подлой, бесчестной, но выгодной для них политической корректности, обыкновенные оппортунисты и даже обыкновенные паразиты поминают всуе слово "мир". Те, кто во имя слова "мир", уже опохабленного сильнее, чем слова "любовь" и "человечность", отпускают только одной из сторон ненависть и зверство. Те, кто во имя пацифизма (читай: конформизма), отданного на откуп придуркам и шутам, которые раньше лизали ноги Пол Поту, подбивают простодушных, наивных и запуганных. Те, кто вводил их в заблуждение, развращал, отбрасывал вспять к середине столетия, к желтым звездам на одежде. Эти шарлатаны, для которых палестинцы значат столько же, сколько они сами значат для меня - ровным счетом ничего.
Я считаю позорным, что столь многие итальянцы и столь многие европейцы избрали себе знаменем господина (если такое слово к нему применимо) Арафата. Это ничтожество, которое, благодаря деньгам саудовской королевской семьи, вечно корчит из себя Муссолини, и которое в своей мании величия рассчитывает войти в историю как Джордж Вашингтон Палестинский. Это косноязычие, которое, когда его интервьюируешь, не в силах сложить ни одной законченной фразы, связной речи. Для того, чтобы все это сложить воедино, написать и опубликовать, требуется масса усердия и терпения, и в сравнении с ним даже Каддафи - истинный Леонардо да Винчи. Этот притворный воин, вечно выступающий в униформе, как Пиночет, никогда не надевал гражданского платья и никогда не участвовал ни в одном сражении. Вести войну он поручает другим - всегда поручает другим. Убожествам, которые в него верят. Этот напыщенный бездарь, который, играя роль главы государства, провалил переговоры в Кемп-Дэвиде при посредничестве Клинтона. Нет-нет-Иерусалим-хочу-весь-целиком. Этот вечный лжец, у которого мелькает проблеск искренности лишь когда он, в отсутствие лишних ушей, отказывает Израилю в праве на существование, и который, как я пишу в моей книге, опровергает себя самого каждые пять секунд. Он всегда ведет двойную игру. Даже когда его спрашивают, который час, ему никогда нельзя верить. Никогда! Он всегда вас, в конечном счете, предаст. Этот вечный террорист, который умеет быть только террористом (оставаясь в безопасности) и который в семидесятых годах, когда я брала у него интервью, обучал террористов же из банды Баадер-Майнхоф. С ними были и десятилетние дети. Бедные дети. (Сегодня их учат быть камикадзе. Сто детишек-камикадзе на обучении - сто!) Этот вертопрах, который держит жену в Париже, где ей прислуживают и поклоняются как королеве, и который держит свой собственный народ в дерьме. Из дерьма его извлекают только затем, чтобы послать на смерть, на убийство и на смерть, как тех восемнадцатилетних, которым для того, чтобы встать вровень с людьми, надо начинить себя взрывчаткой и превратиться в пыль вместе со своими жертвами. И эти итальянцы его любят - да, любят. Так же, как они любили Муссолини. То же самое и многие другие европейцы.
Я считаю это позорным и вижу во всем этом зарождение нового фашизма, нового нацизма. Фашизма и нацизма тем более коварного и омерзительного, поскольку к нему ведут те, кто лицемерно корчит из себя сторонников добра, прогрессисты, коммунисты, пацифисты, католики - даже христиане, которые имеют наглость объявлять поджигателями войны тех, кто, подобно мне, ищет правды. Я вижу, да, и я говорю о том, что будет. Я никогда не была нежна с трагическим по-шекспировски Шароном. ("Я знаю, что вы пришли добавить скальп к своему ожерелью", - пробурчал он почти с грустью, когда я пришла брать у него интервью в 1982-м году.) С израильтянами я часто спорила, до грубости, и в прошлом немало защищала палестинцев. Может быть, больше, чем они того заслуживали. Но я - с Израилем, я - с евреями. Я та, кем я была в те времена, когда еще девочкой сражалась плечом к плечу с ними, и когда Анна Мария и ей подобные гибли под пулями.
Мне внушает отвращение антисемитизм стольких итальянцев, стольких европейцев, мне стыдно от того стыда, который обесчещивает мою страну и Европу. В лучшем случае это - не сообщество государств, а сборище Понтиев Пилатов. И даже если все жители этой планеты будут думать по-другому, я буду думать так, как думаю.

http://www.judea.ru/article.php3?id=3629